— Как мне надоела грязь, — пожаловался Рон, рассматривая бабки Звездочки, перепачканные глиной.
— Осень уже кончается, — отозвался Сигмон. — Скоро придет зима, и станет чисто.
— В этих краях я еще не бывал. У вас тут снег выпадает?
— Почти всегда. Не как в столице, конечно, но тоже хватает.
— А у барона сейчас тепло, — мечтательно произнес Рон. — У него сейчас вино молодое пробуют.
— Опять стенаешь? Надоел, сил нет. Вот почему ты не остался у Нотхейма, зачем со мной поехал?
— А шут знает? Жалко мне тебя бросать, пропадешь ведь. Ни на минуту нельзя одного оставить.
Сигмон хмыкнул, собрался напомнить, что это алхимика пришлось выручать из плена в замке барона, но промолчал. В конце концов это по его вине наемники захватили замок. Охотились-то за ним.
Тан привстал на стременах и окинул взглядом дорогу, что уходила вдаль, огибая лес. Грязная лента, вязкая, как лесное болото, она лишь по привычке называлась дорогой. Но сворачивать с нее — себе дороже. Через лес не пробьешься, а луга, что остались справа, давно залило водой.
— Давно я тут не был, — медленно произнес Сигмон.
Только сейчас из памяти всплыли полузабытые образы дома. Он вспомнил, что за лесом течет река. Через нее перекинут большой деревянный мост без перил. И не мост даже, а настил с прогнившими досками. А за речкой начинается дубрава, потом ельник, поля, холм. А под ним деревня и родное имение л а Тойя, полученное прадедом в награду за верную службу короне. Место, куда можно вернуться, и все будут тебе рады. Кем бы ты ни был.
— Долго еще? — осведомился Рон.
— Нет, — отозвался тан. — Я узнаю эти места. Еще немного, и можно будет сказать, что мы дома.
— Это ты — дома.
— Мой дом — твой дом. Вот обоснуешься у меня, будем жить вместе. Имение просторное, места хватит.
— Как бы не так. Я, конечно, погощу у тебя. Недолго. Но жизнь на лоне природы никогда меня не привлекала. Все эти сеновалы, селянки, сон до полудня, солома в волосах, самогон и прочие прелести.
— Благие небеса! Рон, ты же на четверть эльф! Я думал, тебе больше нравится лес, чем города.
— Умоляю, перестань. Не путай деревню с лесом. Может, моей четверти и нравятся лесные прогулки. Верхом. Но остальные три четверти тянутся в город — туда, где крепкие стены и высокие дома. Где на улицах ночью светло, как днем, а жизнь бьет ключом с заката до рассвета. Где дерутся на дуэлях задорные юнцы, а кокетки жеманно выглядывают из окон и роняют на брусчатку носовые платочки. Вот это жизнь!
— Опять жалуешься? — с укоризной спросил тан. — Чем тебе мое имение не угодило? Ты его даже не видел.
— Да, — признал Рон, и в голосе его слышался вызов. — Не видел. Но уже представляю. Три дня обжираловки, а потом что? Подыхать со скуки? Кого я буду лечить у тебя дома? Деревенских баб, занозивших палец? Обожравшихся телок? А девицы-то, девицы! Небось все как на подбор — дородные красавицы, что мечтают о своем дворе, десятке шустрых ребятишек и собственной корове?
— Перестань. — Сигмон нахмурился. — Ты сгущаешь краски. Подумай — в городе ты не найдешь таких тихих мест. Здесь ты можешь спать до полудня, предаваться безделью, наслаждаясь чистым небом и тишиной. Сможешь бродить по лесу в одиночестве, зная, что никто тебя не потревожит. Ты будешь моим гостем, и тебе не придется никого лечить.
— Ха!
— А что тебе не нравится? — обозлился тан. — В чем я-то виноват?
— Ни в чем, — мрачно отозвался алхимик. — Прости. Неспокойно на душе. Я чувствую, что нам придется вскоре расстаться, потому и ворчу. Готовлюсь заранее.
— Но подумай сам — тишина и покой. Никаких убийц, погонь, сражений. Только ты и чистое небо. И лес. И река.
— Покой нужен тебе, Сигмон, а не мне, — тихо сказал Рон. — Нам придется расстаться. Но не жалей об этом. Мы еще встретимся.
Сигмон проводил взглядом стаю галок, мечущихся над холмом, и едва слышно вздохнул.
— Наверно, ты прав, — признал он. — В самом деле, что одному — лекарство, то другому — яд.
Они замолчали. Вскоре лес остался позади, и дорога вывела их к небольшой речке, густо заросшей камышом. Через нее был перекинут деревянный настил. Перила давно снесли, доски кое-где прогнили, и он чудом держался на толстых сваях. Друзья осторожно, друг за другом, проехали по мосту и направились к дубраве.
Заморосил мелкий дождик, серый и унылый, как мокрая мышь. Казалось, водяная пыль висит в воздухе склизким облаком, окружая со всех сторон. Она даже не падала с неба. Она парила меж небом и землей, как туман. Сигмон завернулся в плащ, а Рон натянул широкополую шляпу на лоб.
— Сигги, — позвал он. — А ты сам уверен, что хочешь домой?
Тан помедлил с ответом. Сомнения он предпочитал держать при себе. Но алхимик — его друг, а друзьям надо говорить правду. Тогда они ответят тебе тем же.
— Не знаю, — признался тан. — Но мне кажется, что дома мне станет легче.
— Но рано или поздно твой секрет откроется. Ты его не спрячешь. Сначала поползут слухи среди челяди, а потом это станет известно всем.
— Крестьянам? Пусть. Они знают меня с детства и никогда не видели от меня зла. Весть о моем уродстве разнесется по округе быстрее, чем пожар в ветреный день. И знаешь, что?
— Что?
— Они будут гордиться мной. Хвастать соседям, что их тан не такой, как все.
— Постой, а как же маги? Не боишься, что за тобой придут?
— Нет. Настоящие кудесники живут далеко, в наших краях и травник — редкость. А с заезжими я справлюсь. Да и никто не потащится в эту глушь. Сам посуди: в чужие дела не лезу, сижу в деревне — кому я нужен?