Несмотря на то, что он чувствовал себя заметно лучше, Сигмон совсем пал духом. К нему вернулась ясность ума, но легче от этого не стало. Скорее наоборот. Он ясно понимал, что колдун ставит на нем опыты, и, скорее всего, после долгих мучений его ждет страшная смерть. Рассчитывать на то, что его будут искать, не приходится. Он свернул с утвержденного маршрута, и, даже если по его следам пойдет армейская разведка, они не догадаются выяснить короткий путь. К деревне Холмовицы. Конечно, если бы он был командиром полка или хотя бы капитаном, его бы искали долго, тщательно и, быть может, даже нашли. Но он — всего лишь курьер, кадет. Его объявят дезертиром и назначат вознаграждение за поимку. На том и успокоятся.
Сигмон застонал и облизнул пересохшие губы. Ишка, кадетский корпус, родное поместье, мама, отец… Все это было так давно. Прошлая жизнь казалась сном, чудесным сном, счастливым уголком, куда не суждено вернуться. Никогда. Впереди только мучения, кошмары и смерть. Сигмон подумал, хочет ли умереть? Прислушался к себе и понял: хочет. Сейчас же. Он заворочался, но был настолько слаб, что даже не смог сесть поудобнее. Вспомнились рассказы преподавателей о том, как во время полувековой войны с Волдером вражеские лазутчики убивали себя, чтобы не выдать тайны под пытками. Они откусывали себе языки, глотали кровь и в конце концов умирали.
Язык был сухим и шершавым, как кора дуба. И непослушным. Сигмон мял его зубами, пытался ухватить, но тот болтался из стороны в сторону, как яблоко в бочке с водой. Наконец курьеру удалось придавить его передними зубами. Он сжал челюсти, со страхом ожидая боли, но она так и не пришла. Он нажал сильнее, чувствуя, как немеет челюсть, и понял, что у него нет сил даже укусить самого себя. Мышцы ослабли, рот раскрылся, и Сигмон заплакал. Он дышал открытым ртом и плакал без слез, рыдал от обиды на то. что не властен даже над своей собственной жизнью.
— Тебе сегодня лучше?
Сигмон замер и постарался сжаться в комок. Этот голос. Он не забывал его даже в самых страшных снах. Голос колдуна, принесшего ему новую пытку.
Опустив голову, чтобы не видеть приближение источника мучений, он замер. Но он все равно слышал, как колдун подходит к нему, цокая каблуками сапог по каменному полу, и сердце вздрагивало в такт шагам мучителя. Был ли тот в подвале с самого начала, или вошел только что? Сигмон не знал. И знать не хотел. Он постарался отодвинуться подальше от мага, но лишь плотнее уперся спиной в стену и жалобно заскулил. Тотчас сильная рука схватила его за волосы, запрокинула голову, и Сигмон увидел лицо Фаомара. предвещавшее начало нового кошмара. Его глаза сияли алым огнем — не горели яростью, как раньше, но сияли довольством, как у человека, увидевшего наяву свою мечту.
— Ну что же, — довольно произнес колдун. — Продолжим.
Он разжал пальцы, и голова Сигмона упала на грудь. Курьер закрыл рот, набрал воздуху и завыл. Он выл до тех пор, пока магия колдуна не погрузила его в новый кошмар, наполненный болью и отчаянием.
На этот раз очнулся Сигмон от ласкового прикосновения. Очередной кровавый кошмар выворачивал его наизнанку, сводил с ума, заставлял биться в оковах, но на этот раз что-то было не так. Прикосновение… Ласковое прикосновение к щеке. К правой. Ощутив это, Сигмон рванулся прочь из забытья, наважденье отступило, и он почувствовал, что вернулся в реальный мир.
Глаза так и остались закрытыми, немного кружилась голова, но в целом чувствовал он себя прекрасно. Некоторое время Сигмон просто молча висел в цепях и наслаждался давно забытым ощущением покоя. Его правую щеку гладили нежные тонкие пальцы, гладили ласково, легко, так, как это умеет делать лишь женская рука. Холодная как лед.
— Ишка, — прошептал Сигмон, и тут же рывком вернулась память. — Ишка!
Он вскинул голову, открыл глаза и замер. На него смотрело прекрасное женское лицо: тонкие брови, прямой ровный нос, пухлые алые губы, румянец на щеках… Лаури. Дочь колдуна. Нежить.
Сигмон вздрогнул, повернул голову, уклоняясь от очередного касания, и прижался щекой к холодной стене.
— Проснулся? — тихо спросила Лаури, наклонясь к самому уху Сигмона.
Он не ответил, только плотнее вжался в стену, почувствовав щекой грубый рубец каменной кладки.
— Ты выглядишь лучше, чем раньше, — продолжила Лаури, и ее низкий грудной голос прозвучал как гром. — Как ты себя чувствуешь?
Чувствовал он себя прекрасно, словно и не было бесконечных кошмаров, пыток и голода. Тело снова ему подчинялось, руки налились силой, а боль отступила. Только немного кружилась голова. Все было хорошо, но Сигмон не стал отвечать. Просто закрыл глаза, надеясь, что вернется привычный кошмар, а чудовище в облике девушки исчезнет.
— Отвечай! — резко бросила дочь колдуна.
Она схватила Сигмона за подбородок и с неожиданной силой повернула голову к себе. Курьер встретился с ней взглядом и моргнул. В ее остекленевших глазах не было ни малейшего признака жизни. Только пустота и легкая дымка, как будто девушка и впрямь давно умерла. Но это не испугало Сигмона — после пыток колдуна он не боялся ничего и никого. Ему стало неприятно, только и всего. И немного — любопытно.
— Кто ты? — спросил он. — Кто?
— Тебе незачем это знать, юнец, — бросила Лаури.
— Что тебе нужно? — снова спросил Сигмон, не отводя взгляда от мертвых глаз.
Лаури улыбнулась, ее губы искривила ухмылка, открывая ряд белоснежных зубов.
— Мне нужна твоя жизнь, — просто сказала она. — Только и всего. Надеюсь, теперь ты поправился и восстановил силы. Они мне понадобятся.